|
Шедевры мастера:
После грозы, 1915
Вечернее солнце, 1921
Летний пейзаж с избами
Утро, 1918
|
Николай Петрович Крымов. Воспоминания друзей и учеников о художнике
Воспоминания о Николае Крымове:
Н.Моргунова. Учитель и ученики -
Ф.С.Богородский. Встречи с Крымовым - 2 -
Л.И.Бродская. О моем знакомстве с Н.П.Крымовым -
С.П.Викторов. Мои воспоминания о Крымове - 2 - 3 -
А.О.Гиневский. Беседы с Крымовым - 2 - 3 -
Ф.П.Глебов. Учитель - 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 -
Д.Н.Домогацкий. Воспоминания ученика - 2 - 3 - 4 -
К.Г.Дорохов. Памятные встречи - 2 -
В.П.Журавлев. О педагогической деятельности Крымова -
Н.А.Кастальская. Крымов - 2 -
Е.Н.Крымова. Моя жизнь с Н.П.Крымовым -
Ю.П.Кугач. Прекрасная пора учебы - 2 -
Кукрыниксы. Художник Н.П.Крымов - 2 - 3 - 4 -
В.В.Левик. Учусь у Крымова - 2 - 3 -
П.Н.Малышев. Крымов-педагог - 2 - 3 - 4 - 5 -
Н.Г. Машковцев. Живопись Крымова -
А.Л.Лидова. Отец и сын Крымовы - 2 - 3 -
Ф.Н.Михальский. В художественном театре - 2 -
В.Н.Попова. Крымов-декоратор -
Ф.П.Решетников. Дорогие воспоминания - 2 - 3 - 4 - 5 -
Н.К.Соломин. Учитель и друг - 2 -
Г.О.Рублев. Из записной тетради -
А.С.Айзенман. О том, что помнится - 2 - 3 -
С.В.Разумовская. Н.П.Крымов - 2 - 3 - 4.
Ф.П.Глебов. Учитель, продолжение
До прихода Крымова предполагалось, что он доведет 4 курс и мы под его руководством будем писать дипломные работы (техникум был четырехгодичным). В нашей группе, как и в других, оценка успеваемости по живописи должна была производиться педагогическим советом.
Но Крымов все это изменил. Он заявил, что уровень подготовки нашей настолько слаб, что он требует добавления еще одного года, чтобы успеть научить нас самому необходимому, и что ставить отметки ученикам будет он сам, без помощи педсовета, так как считает, что никто, кроме самого преподавателя, не может правильно судить об успеваемости его учеников. Наркомпрос постановил удовлетворить требования Крымова.
Твердой уверенностью в правильности своего метода преподавания, простотой и ясностью, с которой Николай Петрович передавал нам свои мысли, блестящим остроумием и всем обаянием своей талантливой артистической натуры он очень быстро завоевал наши сердца. Мы искренне полюбили его и полностью доверились. Почувствовав это, Николай Петрович ответил нам отеческой заботой и пристальным вниманием к нашему творчеству.
С самого начала он сказал нам о том, что писать человеческую фигуру с нашим уровнем подготовки, это все равно, что пытаться бегать, не научившись еще ходить, и что надо начать все заново.
В подтверждение своих слов он поставил перед нами простой никелированный чайник и предложил точно его написать. И вот мы, писавшие до сих пор с легкостью и, как выяснилось, очень плохо сложные фигурные постановки, не смогли справиться с этим чайником. Тогда он поставил нам обыкновенный белый кубик. Мы очень старательно написали, и Николай Петрович многих похвалил.
Он объяснил нам, что, когда мы писали людей, мы пользовались заученными приемами. «Вы знали, что у человека одна голова, две руки, две ноги, что тело его розоватое и т.д., и, не стараясь верно увидеть, изображали все это приблизительно. Приблизительность - наш враг, - говорил Крымов. - Живопись - это большой труд. Свободы в творчестве достигают только талантливые мастера в результате многолетнего кропотливого изучения натуры и законов живописи».
Крымов любил сравнивать живопись с музыкой: «Для того чтобы стать музыкантом, человек, имеющий врожденный слух, должен развить его. Для того чтобы стать певцом, прежде всего надо поставить голос, для того чтобы стать художником, надо прежде всего поставить глаз - научиться верно видеть. Мы с вами будем ставить глаз. Если художник умеет видеть, он сумеет написать все, что угодно, начиная с чайника и кончая сложной картиной, в зависимости от его склонности, знаний и способностей».
Чтобы сбить у нас привычку писать заученными способами и проверить наши способности видеть, Николай Петрович ставит перед нами белый куб. Одну его сторону красит черной краской, освещает черную сторону электрической лампой и обращает наше внимание на то, что сильно освещенная черная сторона куба оказывается светлее белой, находящейся в тени. Нам предлагается написать так, чтобы выразить, что освещенная черная плоскость светлее, чем белая теневая, но чтобы было видно, что это черное в свету и белое в тени, чтобы выразить форму куба.
Все поняли, что перед нами начинает открываться одна из тайн живописи. Увлечение, доходящее до азарта, овладело нами, как стрелками, которым нужно попасть в точку.
Николай Петрович не торопил и все говорил: «Тут все дело в «чуть-чуть», надо попасть «тик-в-тик», на волос перехватил - и крышка».
Началось соревнование. Каждый, взглянув в перерыве на работу товарища и сравнивая ее с натурой, старался определить, попал тот или не попал.
Решить эту задачу оказалось очень трудно и увлекательно. А Николай Петрович, не менее нашего увлеченный, подходил к нашим работам и все подзадоривал нас, радуясь общему увлечению.
Потом писали кусок смятой бумаги. Верно написать этот неожиданной формы предмет оказалось труднее, чем написать привычной формы гипсовую голову.
Крымов ставил нам подобные задачи до тех пор, пока мы все не поняли, чего мы должны добиться в своей работе. А потом поставил обнаженную модель.
До Крымова, приступая к работе над новой постановкой, каждый выбирал себе место, откуда лучше было видно модель, и многие ставили мольберты в плохо освещенных местах, не придавая значения тому, хорошо ли освещен холст.
Крымов объяснил нам, что, кроме всего прочего, залогом успеха в работе являются хорошие условия освещения холста. «Если вам плохо видно модель, - говорил он, - это еще ничего. А если плохо освещен холст - это никуда не годится. В темноте не видно, что делаешь, обязательно пересветлишь и разбелишь, а нужно добиваться верной живописи. Поэтому, если вам с вашего места у окна не видно всей модели, а видно одну голову, то и пишите одну голову. Если совсем не видно модели - пишите, что нравится, например окно, табурет, спину товарища».
Тем, кому не нравилась постановка, разрешалось писать все, что угодно из окружающего, лишь бы это нравилось автору и вызывало интерес. Эта свобода развивала инициативу и художническое отношение к работе. Николай Петрович говорил: «Если вам не интересно писать, а вас заставляют, то хорошего никогда не получится. Пишите только то, что вас взволновало. Мне сейчас все равно, что вы будете писать. Я требую только, чтобы написано было верно».
Ну и действительно требовал...
Раньше, критикуя работы товарищей, мы говорили: красиво или некрасиво, живописно или неживописно, материально или нематериально.
Николай Петрович сказал: «Будем судить только так: верно или неверно. Если верно, то тут все: и красиво, и живописно, и материально, и все, что хотите. Так будет проще, а главное, понятнее». Мастерская наша была тесна, и, размещаясь со своими мольбертами и холстами на хорошо освещенных местах, мы часто оставляли для модели самый темный угол. Николай Петрович говорил тогда: «Очень хорошо, что модель в темноте, так и напишите ее, чтобы было видно, что она стоит в темном углу. Живописец должен уметь передавать среду. Надо уметь писать и яркое освещение и сумерки». Это тоже была увлекательная задача.
До Крымова мы употребляли термины: теплый тон, холодный тон, полутон. Николай Петрович сказал нам: «Вы слышали тон, но не знаете, где он. В реалистической живописи есть два основных понятия: цвет и тон. Не надо их путать. В понятие цвета входит понятие теплого и холодного. В понятие тона - понятие светлого и темного. Тоном передается объем и пространство. Достаточно в этом убедиться, взяв не цветную репродукцию с картины любого живописца-реалиста, например, Рембрандта. В черной репродукции цвет отсутствует, а остается только тон. Но здесь мы видим и объемы и пространство. Тон все, умеющие верно видеть, видят одинаково, а цвет - одни видят теплее, а другие холоднее. Меня спрашивают, что важнее: цвет или тон? Я отвечаю: «Какая нога нужнее человеку: правая или левая?»
Воспоминания о Николае Крымове, продолжение...
|
