|
Шедевры мастера:
После грозы, 1915
Вечернее солнце, 1921
Летний пейзаж с избами
Утро, 1918
|
Николай Петрович Крымов. Воспоминания друзей и учеников о художнике
Воспоминания о Николае Крымове:
Н.Моргунова. Учитель и ученики -
Ф.С.Богородский. Встречи с Крымовым - 2 -
Л.И.Бродская. О моем знакомстве с Н.П.Крымовым -
С.П.Викторов. Мои воспоминания о Крымове - 2 - 3 -
А.О.Гиневский. Беседы с Крымовым - 2 - 3 -
Ф.П.Глебов. Учитель - 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 -
Д.Н.Домогацкий. Воспоминания ученика - 2 - 3 - 4 -
К.Г.Дорохов. Памятные встречи - 2 -
В.П.Журавлев. О педагогической деятельности Крымова -
Н.А.Кастальская. Крымов - 2 -
Е.Н.Крымова. Моя жизнь с Н.П.Крымовым -
Ю.П.Кугач. Прекрасная пора учебы - 2 -
Кукрыниксы. Художник Н.П.Крымов - 2 - 3 - 4 -
В.В.Левик. Учусь у Крымова - 2 - 3 -
П.Н.Малышев. Крымов-педагог - 2 - 3 - 4 - 5 -
Н.Г. Машковцев. Живопись Крымова -
А.Л.Лидова. Отец и сын Крымовы - 2 - 3 -
Ф.Н.Михальский. В художественном театре - 2 -
В.Н.Попова. Крымов-декоратор -
Ф.П.Решетников. Дорогие воспоминания - 2 - 3 - 4 - 5 -
Н.К.Соломин. Учитель и друг - 2 -
Г.О.Рублев. Из записной тетради -
А.С.Айзенман. О том, что помнится - 2 - 3 -
С.В.Разумовская. Н.П.Крымов - 2 - 3 - 4.
Ф.С.Богородский. Встречи с Крымовым, продолжение
Но вот наступила осень. Пришла пора уезжать в Москву. Художники подводили итоги, просматривая летние этюды. Пошел и я смотреть работы Крымова. Их было немного, но в каждом произведении решалась какая-нибудь живописная проблема. Зрителя прежде всего поражала свежесть этих работ, смелое, а иногда и дерзкое решение задачи и правдивая прелесть родного русского пейзажа.
- А вот в этом этюде сучки я палкой писал! - улыбаясь говорил Николай Петрович. - Ей-богу! Взял сломанную кисть, да ею и работал. Чуть холст не прорвал!
И действительно, черные сучки были рисованы без «деликатности», но как верно был изображен силуэт дерева с этими сучками на фоне светлого неба!
В 1939 году Крымовы поселились на Воскресенской горе, на даче у Каменной пекарни. Балкон, с которого открывался чудесный вид, также был затянут с одной стороны парусиной. Крымов, как всегда, опасался рефлексов. Это лето оказалось плодотворным, и Николай Петрович создал отличные работы, и среди них большой пейзаж с кустами, который теперь находится в Третьяковской галерее.
После Отечественной войны Крымовы сняли дачу на улице Карла Либкнехта в доме Стешшых, где и прожили целых двенадцать лет. Между прочим, Николай Петрович убедил хозяйку посеять овес в садике перед балконом.
- Буду писать поле прямо с балкона, - говорил Крымов. - Ведь с моим здоровьем далеко не уйдешь!
Надо сказать, что в эти годы Николай Петрович был тяжело болен, и столик у его постели был заставлен невероятным количеством склянок с лекарствами.
По-прежнему Крымова навещали художники, чтоб побеседовать об искусстве и послушать интересные рассказы Николая Петровича, в которых он был настоящим мастером.
В один из вечеров Крымов рассказал:
- Решил я однажды сделать в музее копию с маленького пейзажа Диаса. Я тогда только начал приобщаться к живописи. Итак, сижу, копирую, а цвет неба между деревьев взять верно не могу! Вижу, что небо голубое, а какой краской оно написано - не пойму! И кобальтом, и ультрамарином, и изумрудкой пробовал - нет, ничего не выходит! И вот, знаете ли, от отчаянья пошел я на преступление. Дождался, когда служитель из зала ушел, смешал краски да небо в картине Диаса кисточкой и тронул! И что вы думаете? Оказалось, что небо написано натуральной умброй с белилами! А впечатление голубого цвета. Вот что значит тон! А в другой раз я в какой-то своей работе долго возился с белым цветом. Белая краска есть, а белого цвета не получается. Ведь краска-то - это еще не цвет! И вот представьте, взял я листочек белой бумаги и пошел в Третьяковскую галерею. Подошел к какому-то репинскому портрету с белыми манжетами, приложил к ним белый листочек, а манжеты-то, оказывается, темно-серые! Пошел я по залам, да ко всем белым предметам на портретах и картинах свой листочек прикладывать и стал. Что же вы думаете? В сравнении с белым листком все белые места в картинах оказались темнее!
- Между прочим, - замечает Крымов. - Вы с каким маслом пишете? С льняным? Бросьте его. Оно желтеет. Пишите с подсолнечным. Оно устойчивее. Я однажды подготовил холсты на грунте с льняным маслом. Простояли они у меня в темноте с год. Вынес их на свет, а они темно-желтые! Ей-богу!
В 1946 году осень была особенно живописна. Сквозь желтую листву светилось бирюзовое небо, и оранжевая рябина пестрела между жемчужными стволами берез. Но надо было собираться в Москву. Приехала машина и за Крымовым. Он был болен и пришлось закутать его в теплые одеяла. Последние рукопожатия, последние пожелания счастливой дороги, и Николай Петрович уехал. Таруса как будто опустела.
Московский морозный день. Дворники сгребают снег. Голубой иней летит с деревьев и покалывает озябшее лицо... Вот и Полуэктов переулок. Здесь на четвертом этаже каменного дома живут Крымовы. Дверь открывает Екатерина Николаевна.
- Пожалуйста, пожалуйста, Николай Петрович дома, - приветливо говорит она.
Предо мной знакомая небольшая комната, завешанная этюдами. Большой мольберт у окна в углу. Николай Петрович в серой фланелевой пижаме, как всегда сидит в кресле у большого стола.
Мои пальцы буквально утопают в огромной мягкой руке Крымова. Я сажусь напротив и вижу большое окно, в котором светлеет давно изученный типично крымовский пейзаж - занесенная снегом крыша и печная кирпичная труба на фоне желто-розового неба...
На столе появляется чай с вареньем, и Николай Петрович приступает к рассказу.
- Вы знаете, что мой отец был художником, учеником Зарянки. Так вот пришла пора готовить меня в художественную школу. Отец взялся готовить меня сам. Сделал он из бумаги петушка, бросил его на стол и говорит: «Вот рисуй его до тех пор, пока не будет точь-в-точь!» Принялся я за петушка, рисую неделю, другую... Однако сбегал я за это время в Училище живописи, ваяния и зодчества да разузнал, что будет даваться на экзамене. Оказывается, нужно будет рисовать гипсовую маску. Я сказал об этом отцу, а он и говорит: «Ничего, что там будет маска, а ты знай рисуй своего петушка!»
Прорисовал я его больше месяца, пошел на экзамен, а там действительно надо рисовать маску! И, представьте, ведь нарисовал я маску и экзамен выдержал, и в училище меня приняли! Отец-то мой умен был и понимал, как учить рисовать надо!
Николай Петрович смеется и пытливо вглядывается в меня: дескать, дошла ли до меня его мысль? Но меня трудно удивить - сквозь его обычные парадоксы я прекрасно понимаю, что хочет сказать и на что намекнуть мой старый друг.
Воспоминания о Николае Крымове, продолжение...
|
