|
Шедевры мастера:
После грозы, 1915
Вечернее солнце, 1921
Летний пейзаж с избами
Утро, 1918
|
Николай Петрович Крымов. Воспоминания друзей и учеников о художнике
Воспоминания о Николае Крымове:
Н.Моргунова. Учитель и ученики -
Ф.С.Богородский. Встречи с Крымовым - 2 -
Л.И.Бродская. О моем знакомстве с Н.П.Крымовым -
С.П.Викторов. Мои воспоминания о Крымове - 2 - 3 -
А.О.Гиневский. Беседы с Крымовым - 2 - 3 -
Ф.П.Глебов. Учитель - 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 -
Д.Н.Домогацкий. Воспоминания ученика - 2 - 3 - 4 -
К.Г.Дорохов. Памятные встречи - 2 -
В.П.Журавлев. О педагогической деятельности Крымова -
Н.А.Кастальская. Крымов - 2 -
Е.Н.Крымова. Моя жизнь с Н.П.Крымовым -
Ю.П.Кугач. Прекрасная пора учебы - 2 -
Кукрыниксы. Художник Н.П.Крымов - 2 - 3 - 4 -
В.В.Левик. Учусь у Крымова - 2 - 3 -
П.Н.Малышев. Крымов-педагог - 2 - 3 - 4 - 5 -
Н.Г. Машковцев. Живопись Крымова -
А.Л.Лидова. Отец и сын Крымовы - 2 - 3 -
Ф.Н.Михальский. В художественном театре - 2 -
В.Н.Попова. Крымов-декоратор -
Ф.П.Решетников. Дорогие воспоминания - 2 - 3 - 4 - 5 -
Н.К.Соломин. Учитель и друг - 2 -
Г.О.Рублев. Из записной тетради -
А.С.Айзенман. О том, что помнится - 2 - 3 -
С.В.Разумовская. Н.П.Крымов - 2 - 3 - 4.
Ф.П.Глебов. Учитель, продолжение
Когда я приходил к Николаю Петровичу, мне часто приходилось подвергаться испытаниям: «Чья работа? - спрашивал он, ставя передо мной какой-нибудь маленький этюд или рисунок, не подписанный автором. - Смотрите, не промахнитесь».
Я, конечно, волновался, не хотелось ударить лицом в грязь. Смотрю на работу, а Николай Петрович смотрит на меня и тоже волнуется. Если я верно называл автора, то Николай Петрович, не скрывая радости, кричал: «Первый номер!» - и скорее звал Екатерину Николаевну: «Катя, он угадал!»
А когда садились за чайный стол, то в виде премии наливал мне вина.
Если же я давал промах, то он очень огорчался и говорил разочарованно: «Ну вот, а я-то вас учил...»
В таких случаях я готов был провалиться сквозь землю. Жалея меня, Николай Петрович тут же, чтобы поправить дело, показывал другую работу, на которой было трудно промахнуться. Когда я верно определял ее, он удовлетворенно говорил: «Ну, вот, это другое дело. Идемте чай пить».
Крымов очень любил и хорошо знал литературу. Особенно много читал он, когда болезнь не давала ему работать. Любимых авторов Николай Петрович перечитывал без конца. Читал не спеша. Так он читал Гоголя, Пушкина, Мопассана, Тургенева.
«Сегодня целый день читал „Мертвые души", - говорил как-то Николай Петрович. - Прочел целую главу. Какая тонкая наблюдательность у Гоголя! Как он написал про петухов! „Где-то далеко пересвистывались петухи..."- Слышите?- Пересвистывались! Это очень верно подмечено. Звук, который слышен на большом расстоянии, делается выше, и голос далекого петуха больше похож на свист, чем на крик.
Развивайте наблюдательность».
Будучи сам большим юмористом, Крымов умел ценить и понимать юмор замечательных русских писателей Салтыкова-Щедрина, Гоголя, Лескова. Наслаждался юмором замечательных актеров Москвина и Тарханова, с которыми был связан искренней дружбой.
Помню, когда в Москве шел кинофильм Чаплина «Огни большого города», я решил пригласить Николая Петровича пойти посмотреть этот фильм.
Будучи художником созерцательного склада, Николай Петрович относился к кино с предубеждением и не смотрел фильмов.
«Там все очень быстро меняется, - говорил он, - все мелькает. Представьте себе: вас знакомят с красивой женщиной, и только начали вы ею любоваться, а ее тут же уводят, и вы не успеваете даже запомнить ее лица. Мне это не годится. Я люблю долго рассматривать то, что мне нравится, а в кино этого нельзя».
Чаплина Николай Петрович никогда в кино не видал, но много слышал о его таланте и поэтому все же согласился на мои уговоры.
Пришли. Сели. До начала фильма Николай Петрович все сомневался, правильно ли он сделал, что пришел. Сидел, нахохлившись, и все повторял: «Кино - это не для меня. Зря вы меня притащили». А во время фильма он хохотал громче всех зрителей, смеялся и плакал. На обратном пути сказал: «Я даже не заметил, что там все мелькает. Ване Москвину так не суметь», - а потом добавил: «У него другое, но тоже замечательно».
Каждую осень, когда Николай Петрович возвращался в Москву, я приносил к нему все свои летние этюды; устраивался просмотр.
Сначала Николай Петрович показывал свои новые работы, а потом смотрел мои.
Он никогда не повторялся. Работы его всегда были разнообразны, как разнообразна природа. Были у него излюбленные мотивы, как, например, золотистые полдни против солнца и вечера, освещенные последними лучами. Все же в новых вариантах они всегда звучали как открытие.
За лето Николай Петрович писал не больше пяти-шести работ. Все они были многосеансные, писанные с натуры и смотрелись как законченные картины, где все было продумано, проверено.
Наступал мой черед. Николай Петрович усаживался на стул у окна и показывал мне, куда ставить работу. Волновался я ужасно, но и он не меньше меня. Смотрел на этюды поочередно, по одному. Смотрел долго. Сначала издали, потом брал в руки и рассматривал детально. Когда находил ошибки, подробно объяснял, почему считает это ошибкой и как ее исправить.
«Вон облачко у горизонта - не попал. На волос надо пригасить. Попробуй чуть-чуть протереть умброчкой жженой, лучше загорится и сядет на место».
Говорилось это почти шепотом, потому что разговор шел о тонкости, или, как выражался Николай Петрович, «о волосах».
«Вон вдали березка в лесу, - говорил Николай Петрович опять очень тихо, показывая на маленький светлый мазочек величиной со спичку, - чуть-чуть толстовата, надо потоньше, а значит, и потемнее и наклон вертикальней. Там так наклонно расти не должна».
Когда этюд был верен и Николай Петрович не находил ошибок, он не скрывал своей радости.
«Катя!» - громко звал он Екатерину Николаевну, которая обычно удалялась в другую комнату, чтобы не мешать „священнодействию". «Катя! Иди скорее, смотри, какой верный этюд! Попал все тик-в-тик». И, обращаясь ко мне, говорил:
«Это идет к первым номерам».
Добрая Екатерина Николаевна, относившаяся ко мне по-матерински, просмотрев этюды, отложенные как вторые и третьи номера, всегда заступалась за меня и говорила: «Ну, Коля, ты уж очень придираешься». Николай Петрович изображал, что сердится и ворчал:
«Тебя бы поставить учителем, ты бы их всех распустила».
Этюды, где было много ошибок, Николаи Петрович называл «мусором».
После просмотра подавался чай, за ним протекала серьезная беседа об искусстве.
«Видеть тон я вас научил, теперь без него уж никуда, но не забывайте, что выбирать мотив нужно только такой, который нравился именно по цвету. В живописи обязательно должна быть цветовая завязка Главный интерес в цвете. Все остальное нет цветовой завязки - это не живопись. Никогда не пытайтесь украшать природу, не преувеличивайте эффектов освещения. Это ведет к салонности».
Любил Николай Петрович вспоминать свою молодость. Екатерина Николаевна всегда принимала живое участие в беседе, в особенности, когда Николай Петрович вспоминал прошлое и рассказывал о себе и о своих друзьях - художниках и артистах. Любил он рассказывать о гениальном Шаляпине, очень верно изображая его манеру петь, о друзьях своих - артистичном Косте Коровине и замечательном Ване Москвине.
Воспоминания о Николае Крымове, продолжение...
|
