|
Шедевры мастера:
После грозы, 1915
Вечернее солнце, 1921
Летний пейзаж с избами
Утро, 1918
|
Николай Петрович Крымов. Воспоминания друзей и учеников о художнике
Воспоминания о Николае Крымове:
Н.Моргунова. Учитель и ученики -
Ф.С.Богородский. Встречи с Крымовым - 2 -
Л.И.Бродская. О моем знакомстве с Н.П.Крымовым -
С.П.Викторов. Мои воспоминания о Крымове - 2 - 3 -
А.О.Гиневский. Беседы с Крымовым - 2 - 3 -
Ф.П.Глебов. Учитель - 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 -
Д.Н.Домогацкий. Воспоминания ученика - 2 - 3 - 4 -
К.Г.Дорохов. Памятные встречи - 2 -
В.П.Журавлев. О педагогической деятельности Крымова -
Н.А.Кастальская. Крымов - 2 -
Е.Н.Крымова. Моя жизнь с Н.П.Крымовым -
Ю.П.Кугач. Прекрасная пора учебы - 2 -
Кукрыниксы. Художник Н.П.Крымов - 2 - 3 - 4 -
В.В.Левик. Учусь у Крымова - 2 - 3 -
П.Н.Малышев. Крымов-педагог - 2 - 3 - 4 - 5 -
Н.Г. Машковцев. Живопись Крымова -
А.Л.Лидова. Отец и сын Крымовы - 2 - 3 -
Ф.Н.Михальский. В художественном театре - 2 -
В.Н.Попова. Крымов-декоратор -
Ф.П.Решетников. Дорогие воспоминания - 2 - 3 - 4 - 5 -
Н.К.Соломин. Учитель и друг - 2 -
Г.О.Рублев. Из записной тетради -
А.С.Айзенман. О том, что помнится - 2 - 3 -
С.В.Разумовская. Н.П.Крымов - 2 - 3 - 4.
С.П.Викторов. Мои воспоминания о Крымове, продолжение
И основой основ всей работы становятся два фактора: точный контур и верный тон. «В тоне! Не в тоне! Пересветлил! Перетемнил! Длиннее! Короче! Больше! Меньше!» - вот выражения, сменившие прежние разглагольствования о Сезаннах, старых мастерах и прочих высоких материях.
В этих записках я не собираюсь давать собственной оценки системы преподавания Крымова. Я просто вспоминаю, как нас учил писать Николай Петрович, и стараюсь как можно правдивее передать то, что осталось в памяти.
Не помню точно на каком занятии, но примерно через месяц после начала Николай Петрович несколько торжественно предложил нам внимательно прислушаться и изложил, если так можно выразиться, святая святых своих взглядов на живопись - теорию «общего тона». Рассказал нам, как он нашел «камертон» в живописи, о чем подробно изложено в его статье «О живописи».
Я позволю себе здесь привести высказывания Крымова, относящиеся к теме этой статьи.
«Если ты пишешь в комнате портрет человека в черном костюме и с белыми манжетами, ты должен писать манжеты так, чтобы, поставив около натуры свечку, ты имел бы возможность («живописный запас») ее изобразить. А свеча, несомненно, ярче белых манжет».
Об этом много писали, спорили, дискутировали. В мою задачу не входит продолжать эти дискуссии на страницах своих воспоминаний. Что касается нашей тогдашней живописи, то боязнь «пересветлить» была настолько велика, что мы ударились в другую крайность - темноту, и Николаю Петровичу очень много труда пришлось приложить, чтобы успокоить ретивость нашего старания писать «с запасом»: мы стали уж слишком «запасливы». Постепенно все приходило в норму.
Николай Петрович сделался нашим кумиром. Несмотря на невероятную требовательность и строгость, он был очень веселым и непревзойденно остроумным человеком. В аудитории установился свой особый мир, свои шутки и особые словечки. Например, мне запомнилось выражение: писать с фольклором.
Николай Петрович не любил нерусские слова. «Зачем вместо „народное творчество", - говорил он, - употребляют непонятное слово - „фольклор"?» Студентам, которые в своем большинстве вообще никогда этого слова не слыхали, оно очень понравилось и употреблялось как обозначение какого-либо ухищрения в живописи, имеющего целью скрыть свое неуменье делать просто и хорошо; например, писать какими-нибудь особенно эффектными мазками, или класть мазки только квадратно, или затушевывать то, что видно в натуре четко и ясно.
«Вы как пишете? С фольклором?» - спрашивал Николай Петрович. Это значило, что студент с работой не справляется, а свое неумение скрывает развязной и внешне эффектной мазней.
Иногда Николай Петрович отвлекался от живописи и говорил вообще об искусстве и о людях искусства, о музыке, театре и литературе.
Мне запомнилось, что говоря о том, как трудно бывало художнику до революции, как он зависел от дельцов, чиновников, бездарных, присосавшихся к искусству людей, Крымов приводил пример из писем Ги де Мопассана. Замечательный писатель писал какому-то маленькому газетчику подобострастно и необычайно любезно (по мнению Николая Петровича, даже несколько льстиво). «А ведь этот газетчик по отношению к Мопассану все равно, что я по отношению к Пушкину. Мопассан бы с ним и вообще-то разговаривать не стал, если бы от него не зависел. Художнику часто бывало очень трудно!» Иногда Николай Петрович вспоминал своих сверстников и приятелей В.Качалова, И.Москвина, М.Тарханова, художника Н.Сапунова и многих других. С большой теплотой рассказывал о встречах с выдающимися советскими деятелями, с наркомом А.Бубновым, с которым Николай Петрович очень дружил, с С.Буденным, портрет которого Николай Петрович написал в 1922 году.
Но, конечно, в основном разговоры велись об искусстве. Так как в распоряжении Николая Петровича было только два года занятий с нами и в них же входил диплом, то он спешил рассказать нам как можно больше. В то время я не все мог полностью понять и усвоить и оценил высказывания Николая Петровича уже позже, работая самостоятельно. Вспоминал и вспоминаю их во время работы, сталкиваясь практически с тем, о чем он так ярко и образно рассказывал нам своим особым языком, полным гротескных сравнений и парадоксальных примеров.
К форме высказываний Николая Петровича надо было привыкнуть, а в письменном изложении они теряют более половины своей остроты. И все же я постараюсь привести, в виде примера, несколько рассказов-импровизаций, сохраняя по возможности, стиль Крымова.
Вот высказывание о натурализме:
«Предположим, мы пишем кровать, и под кроватью лежат сапоги, но там так темно, что точно не видно, сапоги ли это? Кажется... вроде сапоги. Что сделал бы натуралист? Он подошел бы поближе, убедился в том, что это несомненно сапоги, и написал бы их со всеми складками и бликами. Мы так делать не имеем права, надо писать только то, что видим; ни в коем случае не «разделывать». Надо написать так, чтобы и зрителю на картине было видно только то, что мы видим в натуре». (Николай Петрович употреблял очень часто выражение «разделывать». Это обозначало - писать все детали, но неверно, не подчиняя их общему.)
Вспоминается мне рассказ, где Николай Петрович очень остроумно разъясняет свой взгляд на вопрос обобщения и детализации: «Многие искусствоведы говорят: „Николай Петрович, Вы так прекрасно обобщаете!" Что значит обобщать? Для чего?
Я живу на даче, сижу на террасе, бреюсь и вижу, что мой поезд подходит к станции, а мне необходимо на нем уехать в Москву. Я бросаюсь со всех ног в мыле - только бы добежать и успеть. Это первый случай.
А во втором случае я смотрю на часы и вижу, что до поезда осталось три часа. Я спокойно бреюсь, потом умываюсь, потом делаю компресс и брызгаю на себя одеколоном, и еще время остается, и я делаю массаж лица.
Александр Иванов рисовал все листики на деревьях и все точно и по рисунку и в тоне - он успевал на поезд! Ему не нужно было обобщать. А я не успеваю, а если бы успевал, то рисовал бы все листики, как Иванов».
Как понимать слова «он успевал на поезд!», относящиеся к Александру Иванову, и «я не успеваю», относящиеся к самому Крымову? Я понимаю так: Иванов обладал таким огромным талантом, что «успевал», работая с натуры, не только схватить общие, большие массы, но и без ущерба для этого общего изобразить все детали. Сам же Крымов писал обобщенно потому, что «не успевал», вернее сказать считал, что если он будет писать так же детально, как Иванов, он ошибется, упустит общее.
Воспоминания о Николае Крымове, продолжение...
|
