Николай Петрович Крымов

Шедевры мастера: После грозы, 1915 Вечернее солнце, 1921 Летний пейзаж с избами Утро, 1918

Николай Петрович Крымов. Воспоминания друзей и учеников о художнике

Воспоминания о Николае Крымове:
Н.Моргунова. Учитель и ученики - Ф.С.Богородский. Встречи с Крымовым - 2 - Л.И.Бродская. О моем знакомстве с Н.П.Крымовым - С.П.Викторов. Мои воспоминания о Крымове - 2 - 3 - А.О.Гиневский. Беседы с Крымовым - 2 - 3 - Ф.П.Глебов. Учитель - 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 - Д.Н.Домогацкий. Воспоминания ученика - 2 - 3 - 4 - К.Г.Дорохов. Памятные встречи - 2 - В.П.Журавлев. О педагогической деятельности Крымова - Н.А.Кастальская. Крымов - 2 - Е.Н.Крымова. Моя жизнь с Н.П.Крымовым - Ю.П.Кугач. Прекрасная пора учебы - 2 - Кукрыниксы. Художник Н.П.Крымов - 2 - 3 - 4 - В.В.Левик. Учусь у Крымова - 2 - 3 - П.Н.Малышев. Крымов-педагог - 2 - 3 - 4 - 5 - Н.Г. Машковцев. Живопись Крымова - А.Л.Лидова. Отец и сын Крымовы - 2 - 3 - Ф.Н.Михальский. В художественном театре - 2 - В.Н.Попова. Крымов-декоратор - Ф.П.Решетников. Дорогие воспоминания - 2 - 3 - 4 - 5 - Н.К.Соломин. Учитель и друг - 2 - Г.О.Рублев. Из записной тетради - А.С.Айзенман. О том, что помнится - 2 - 3 - С.В.Разумовская. Н.П.Крымов - 2 - 3 - 4.

Ф.П.Решетников. Дорогие воспоминания, продолжение

По ту сторону дороги оказался похожий столб, который также своей верхней частью маячил темным пятном на фоне неба. Николаи Петрович обратил наше внимание на него. Чтобы ясней было видно, пришлось всем сойти с террасы. Но ребята упорно не хотели соглашаться, что в натуре верх столба светлее низа. Тогда Николай Петрович, вернувшись на террасу, попросил грунтованную картонку и палитру с красками. Он был немного раздосадован и хотел во что бы то ни стало наглядно доказать свою правоту. За несколько минут он написал столб и общую тональность, которая его окружала. Для неба он чуть протер грунт голубовато-желтовато-серым, и получилось точное совпадение цвета и тоновых отношений. Затем, показывая на этюд, он спросил у ребят, какая часть столба им кажется темнее. Ребята, всмотревшись внимательно, все же продолжали настаивать на верхней. Николай Петрович раскатисто захохотал, как Мефистофель, и попросил у меня два листочка белой бумаги. На его этюде, так же как и в натуре, верх столба действительно казался темнее. Но так только казалось. Он положил с обеих сторон столба по листку белой бумаги так, что столб целиком оказался на белом фоне. Затем он пригласил всех посмотреть и определить, какая часть столба темнее. На этот раз было совершенно очевидно, что верхняя часть светлее.
«Вот видите, - сказал торжественно Николай Петрович, снимая листки бумаги с этюда. - Я все-таки оказался прав».
Так в течение одного часа ребята услышали и узнали много важных живописных откровений и истин.
Был прекрасный предвечерний час в Тарусе. Я предложил Николаю Петровичу пройтись к могиле Борисова-Мусатова. Она находится на красивой возвышенности под тенью высоких берез. Внизу Ока голубовато-серой лентой извивалась до горизонта. Бесконечные луга и леса придавали этому краю особую торжественную прелесть. Пожалуй, это место самое красивое в Тарусе.
Николай Петрович подумал и сказал:
«До могилы я еще успею дойти, она от меня не уйдет, а вот в поле я давно не был. Хотелось бы посмотреть. Теперь самое красивое время».
Николай Петрович любил волнистые ноля созревающих хлебов. Он мечтал написать когда-нибудь серебристый овес. Но болезнь заставляла его ограничиваться теми местами, которые находились в пределах его дачи. Он мог дойти до поля, но так уставал, что на работу у него уже не хватало сил.
Я, конечно, согласился на его предложение. Предупредив Екатерину Николаевну, выпив лекарство, Николай Петрович посмотрел на небо и как бы про себя сказал: «Успеем». Он весь внутренне собрался, как будто намеревался совершить большой подвиг, взял меня под руку, и мы пошли через дорогу задворками на окраину города, где привольно разливалась колосистая рожь. Через несколько минут мой спутник сбавил темп, стал идти медленее и чаще останавливаться, но как бы для того, чтобы обратить мое внимание на то или иное явление или интересные цветовые отношения, которые встречались нам по пути.
Когда его дыхание успокаивалось, мы не спеша продолжали идти дальше. Но и во время ходьбы он не пропускал ни одного момента, на который можно было бы обратить внимание с точки зрения живописных отношений.
То сравнивал он облако со стволом белой березы или белой стеной дома, то освещенную крышу с белой стеной в тени. Он объяснял все явления, которые происходили вокруг. Положив мне руку на плечо, он указал на куст, освещенный лучами заходившего солнца, и сказал: «Вечером куст внизу всегда нужно брать теплым цветом, а верх холодным». И обосновал свое доказательство.
Я обратил внимание на один мотив, который был очень похож на левитановский «Летний вечер».
«Завтра же приду сюда с этюдником и напишу это», - сказал я, глядя на Николая Петровича в ожидании его одобрения. Но он только согласился с тем, что мотив интересный, а писать его мне не посоветовал. «Надо искать в природе свое, а это, как вы ни напишете, все равно скажут: «С Левитана содрал».
Пройдя березовую рощу, мы остановились. Перед нами раскинулись холмистые дали, покрытые чуть переливающейся созревающей рожью. Минуты две мы стояли молча. Серебристо-голубые переливы играли с бледно-розовыми, как будто перламутровое море перед нами расстилалось.
Наконец. Николай Петрович глубоко вздохнул, безнадежно махнув рукой, и сказал тихим расстроенным голосом:
- Все равно это мне никогда уже не написать... Через несколько минут последние лучи солнца скрылись. Мы сели на бугорок, закурили. Он указал на пламя зажженной спички, которое трепетало ярким пятном на фоне желто-оранжевого неба, и сказал: «Тот, кто это поймет, будет иметь в кармане ключик к тайнам живописной мудрости».

Воспоминания о Николае Крымове, продолжение...