|
Шедевры мастера:
После грозы, 1915
Вечернее солнце, 1921
Летний пейзаж с избами
Утро, 1918
|
Николай Петрович Крымов. Воспоминания друзей и учеников о художнике
Воспоминания о Николае Крымове:
Н.Моргунова. Учитель и ученики -
Ф.С.Богородский. Встречи с Крымовым - 2 -
Л.И.Бродская. О моем знакомстве с Н.П.Крымовым -
С.П.Викторов. Мои воспоминания о Крымове - 2 - 3 -
А.О.Гиневский. Беседы с Крымовым - 2 - 3 -
Ф.П.Глебов. Учитель - 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 -
Д.Н.Домогацкий. Воспоминания ученика - 2 - 3 - 4 -
К.Г.Дорохов. Памятные встречи - 2 -
В.П.Журавлев. О педагогической деятельности Крымова -
Н.А.Кастальская. Крымов - 2 -
Е.Н.Крымова. Моя жизнь с Н.П.Крымовым -
Ю.П.Кугач. Прекрасная пора учебы - 2 -
Кукрыниксы. Художник Н.П.Крымов - 2 - 3 - 4 -
В.В.Левик. Учусь у Крымова - 2 - 3 -
П.Н.Малышев. Крымов-педагог - 2 - 3 - 4 - 5 -
Н.Г. Машковцев. Живопись Крымова -
А.Л.Лидова. Отец и сын Крымовы - 2 - 3 -
Ф.Н.Михальский. В художественном театре - 2 -
В.Н.Попова. Крымов-декоратор -
Ф.П.Решетников. Дорогие воспоминания - 2 - 3 - 4 - 5 -
Н.К.Соломин. Учитель и друг - 2 -
Г.О.Рублев. Из записной тетради -
А.С.Айзенман. О том, что помнится - 2 - 3 -
С.В.Разумовская. Н.П.Крымов - 2 - 3 - 4.
Ф.П.Глебов. Учитель, продолжение
Любовь к жизни проявлялась у Николая Петровича во всем. Он очень любил животных, начиная с лошадей и кончая маленькими букашками. Любил читать о них, а рассказывая, всегда их очеловечивал и фантазировал для пущей выразительности. Рассказывал о них смешные истории: «Вы знаете, что такое жигалка? Это такая кусачая муха, у которой спереди находится штык; их много бывает в августе. Они хитрее всех мух.
Мы с Костей Коровиным любили удить рыбу, и нам от этих жигалок не было житья, потому что они были хитрее нас.
Как-то раз сидим в лодке, я - на носу, Костя - на корме. Только начинается клев, и вот-вот уж надо подсекать, и двинуться уже нельзя, чтобы не спугнуть рыбу, и вдруг страшный удар за моей спиной. Это Костю так укусила жигалка, что не стерпел он и очень быстро хлопнул рукой, но оказывается - под рукой пусто, а жигалка уже сидит на весле и смотрит в сторону как ни в чем не бывало, для того, чтобы не подумали, что это она кусалась. Мы ее прогоняем, и ловля возобновляется. Но через минуту новый удар! А жигалка опять сидит на весле и делает так...» Николай Петрович изображает выражение жигалки, рассеянно и как бы невинно глядя в сторону, и закрывается от зрителей ладонью.
«А про микробов вы знаете? Когда человек хворает и ослабевает, тут-то на него и должны насесть микробы всех болезней. Но этого не получается. А почему? А вот почему, - Николай Петрович делает таинственное выражение лица. - Представьте себе картину: входит в человека новый микроб и видит, что место уже занято, что там сидят старые микробы. Они обжились и спокойно сидят и пьют водку. На нового микроба они смотрят так, как может смотреть формалист на натуралиста или член жюри на молодого автора. Новый микроб пугается, видит, что ему тут делать нечего, и, махнув рукой уходит, а те остаются.
Я хитрее мухи, мне выгодно, чтобы мои микробы были пьяные, тогда от них меньше вреда, и я подливаю им лекарство, а оно для них как водка».
А вот еще:
«Один раз к нам во двор забежал большой черный кобель. Дворник закричал на него: "Пошел вон!" А он и с места не двинулся и посмотрел на дворника так, что тот только рукой махнул».
И Николай Петрович изображает, как посмотрел кобель и как махнул рукой дворник, и продолжает:
«Я чуть не упал со смеху, а потом вспомнил свою молодость. Я тоже был упрямый и настойчивый.
Я всегда завидовал хорошим художникам и старался написать лучше. Когда принимаетесь работать, думайте, что вы должны сделать шедевр, иначе ничего не получится. Тот, кто работает с прохладцей, теряет время.
Вы читали про жука пампила? Я недавно прочел о нем в научной книге. У него острое жало и верный глаз. Он садится на осу и, прицелившись, как хороший игрок на бильярде, сразу попадает жалом в сердце осы! А вы знаете, какого размера сердце осы? Оно в сто тысяч раз меньше нашего, и его не видно простым глазом. Вот такой же верный глаз должен быть и у художника. Нужно уметь попадать в точку, тик-в-тик».
Когда заходил разговор о работе художников, Николай Петрович сразу менял шуточный тон на серьезный.
«Нам - реалистам надо развивать точность глаза. Это помогает быть правдивым».
«Многие у нас, - говорил Николай Петрович, - сваливают в одну кучу всех французских импрессионистов и привешивают к ним ярлык формализма. Это от неумения отличить хорошее от плохого».
Музей новой западной живописи был рядом с Полуэктовым переулком, где жил Крымов. Николай Петрович любил заходить в этот музей и, подводя меня к работам любимых художников, подолгу любовался ими. Особенно нравилась ему живопись Сислея, которого ласково называл он «Сислейчиком». Любил он пейзажи Клода Моне, работы Дега, Ренуара, Писсарро, Марке, Ван Гога, рисунки Тулуз-Лотрека и скульптуры Родена.
«Это же настоящие тонкие мастера, - говорил с жаром Николай Петрович. - Разве можно валить их в одну кучу с плохими художниками, которых немало среди импрессионистов».
Глубокое понимание искусства и любовь к искренним труженикам живописи давали возможность Крымову с одинаковым уважением относиться к таким совершенно разным художникам, как, например, Ван Гог и Шишкин. «Для меня, - говорил Николай Петрович, - оба они хороши тем, что очень любили жизнь и искренне старались каждый по-своему, не жалея сил, выразить то, что видели и ощущали.
Посмотрите на "Куст" Ван Гога. Ведь он совсем живой! А какие живые маленькие этюды у Шишкина!»
С нежной любовью относился Крымов к традициям русской живописи. Самыми любимыми русскими художниками были у него Федотов, Репин, Врубель, Серов, Левитан, Суриков, Ге,
Архипов http://tphv.ru/arhipov.php, Константин Коровин, Сомов, Степанов.
Много рассказывал Крымов о художниках, с которыми был в близких, дружеских отношениях: с громадным уважением говорил о Серове, о его честности и требовательности к себе, о тонкостях его творчества, о талантливом живописце, близком друге молодости Н. Сапунове. Об Остроухове Крымов говорил как о большом знатоке искусства, точно определявшем, что хорошо и что плохо.
«Когда я был еще молодым художником, - рассказывал Николай Петрович, - ко мне пришла знакомая старушка. Она сказала мне: "Коля! Ты знаешь, что я бедна, но вот единственное мое богатство - портрет работы Рембрандта. Помоги мне его продать", - и показала мне маленький портрет. Я посмотрел и сказал: "Мне очень жаль, но это не Рембрандт". Она заплакала и пошла к Илье Семеновичу Остроухову.
Через некоторое время раздался телефонный звонок. Илья Семенович сказал мне: "Коля, очень печально, когда люди берутся судить о том, чего они не понимают. Немедленно иди ко мне".
Я пришел к Илье Семеновичу. Показывая мне портрет, он сказал: "Посмотри, как исправлен носик. Так исправить мог только Рембрандт". А старушка, уже повеселевшая, сказала: "Ничего, Коля, ты еще научишься понимать в искусстве"».
Любимых русских художников Крымов знал досконально. Если надо было определить подлинность неподписанной работы, памятуя уроки Остроухова и используя свои знания, он делал это безошибочно.
Особенно хорошо знал он живопись Левитана и Константина Коровина. Восхищался верностью глаза, живописной тонкостью и красотой их живописи. У Левитана особенно ценил любовь к природе, тонкую наблюдательность и очень точный и острый рисунок.
«Вот посмотрите, какого мне принесли Левитанчика, - говорил Николай Петрович, держа в руках, как драгоценность, маленький этюд. - Вот, где тонкость! Я его промыл и покрыл лаком».
Воспоминания о Николае Крымове, продолжение...
|
